Время красного дракона - Страница 77

— Дня три-четыре может прожить, потом заражение крови начинается, агония. Зато уж ничего не скроет, во всем признается.

— Вы и Ягоде это самое... раскаленный прут вводили?

— Не было такой необходимости. Ягода подписал все, что от него требовалось. Единственное, чего он просил, мы ему давали без ограничений: морфий. Он ведь наркоманом был. И под действием наркотиков умирать очень легко.

— Что он сказал перед смертью?

— Мавр сделал свое дело, мавр должен уходить. И подмигнул мне так по-дьявольски...

Вышинский раздумывал: «Неужели мы мавры? Нет, мы необходимы Хозяину. А Ягода не выполнял свою миссию, евреизировал кадры НКВД. Генрих надеялся на свое породнение с семейным кланом Свердлова. Зыбкая это основа».

Спецпочта прокурора СССР состояла из пакетов с докладными от областных и районных прокуроров. Много было и жалоб якобы на несправедливые приговоры. Жалобы Вышинский не рассматривал, они отсеивались к заместителям, в отделы. Рассматривая донесения, Андрей Януарьевич остановился на знакомой фамилии:

«Совершенно секретно. Спецдонесение. Сообщаю, что прокуратурой и органами НКВД гор. Магнитогорска вскрыта повстанческая контрреволюционная организация, состоящая из командного штаба ИТК, а также из заключенных. Группа создана бывшим начальником штаба ИТК Гейнеманом, который завербован бывшим секретарем горкома Хитаровым. 29 апреля 1938 года мною дана санкция на арест членов этой группы, обвиняемых по статье 58-2, 6, 9, 11 УК: на помощника начальника ППЧ — Иванчука, начальника 8-го участка — Петрова, начальника 5-го участка — Бажутина, начальника ППЧ МИТК — Варенникова и на трех заключенных: бригадира Хобарова, из кулаков, отбывал наказание по статье 136 УК, бригадира Бармина и др. Группа проводила контрреволюционную, диверсионно-вредительскую работу на магнитогорском комбинате и строительстве. Умышленно снимали рабочую силу с важнейших объектов, организовывали разоружение кранового хозяйства на комбинате. Целым рядом действий сознательно провоцировали недовольство заключенных.

Прокурор города — И. П. Соронин».

На отдельно приложенном листе городской прокурор сообщал дополнительные данные о безобразиях: «Гейнеман превратил колонию в публичный дом для работников НКВД. Заключенных девиц он отдавал на ночь для разврата работникам госбезопасности. Так, например, заместитель начальника НКВД Порошин А. И. сожительствовал систематически с заключенной Меркульевой, распивал там водку, занавесив окна в дневное время для темноты».

Заштатный прокуроришка беспокоил Вышинского подозрениями и жалобами то на Завенягина и Коробова, то на местного начальника НКВД Придорогина. Вышинский передавал кляузы Соронина — Николаю Ивановичу Ежову. Мол, разберись, жалуются на твоих людей и на тех, чью деятельность я не проверяю.

Ежов встретил как-то случайно в приемной у Сталина — Авраамия Павловича Завенягина, заинтриговал его:

— Хошь, покажу тебе доносы? На тебя поклепы, Авраамий!

— Любопытно.

— Загляни ко мне часика через два.

Завенягин зашел к Ежову, с полчаса читал письма Соронина, Придорогина, каких-то осведомителей — Шмеля, Печенкина, Жулешковой, Лещинской... Но страшнее всего были выдержки из показаний арестованных руководителей, партийных работников. Все они показывали, будто были завербованы в антисоветские организации лично Завенягиным. Авраамий Павлович отбросил с отвращением писульки мелких доносчиков, а бумаги, подписанные Сорониным и Придорогиным, аккуратно сложил в стопочку:

— Они и есть фактические враги народа, — сказал он Ежову. — Угробили сотни лучших специалистов. Там же завод лихорадит, выпуск металла сократился. Урон страшный! Они обезумели и вышли из-под вашего контроля. Начальника цеха Голубицкого они не имели права брать без визы Вышинского. Если уж бороться с вредителями, то в первую очередь надо посмотреть на них.

— Что ж ты не просигнализировал? — сокрушенно покачал головой Ежов.

Когда Завенягин ушел, Ежов позвонил Вышинскому:

— Януарьич, у меня достоверная и важная информация.

— О чем?

— Твой прокурор в Магнитке — враг народа! Ну и мои кадры там замешаны. Я комиссию направлю туда. Ты мне заверь несколько ордеров на аресты.

— Нет проблемы, можешь взять там всю мою прокуратуру.

— Мы и начальника НКВД ликвидируем. Завенягин считает, что он враг народа.

— Ты имеешь в виду Придорогина?

— Януарьич! Ты знаешь мои кадры?

— Я знаю даже о том, с кем спит заместитель начальника НКВД в Магнитогорске Порошин.

— И с кем он спит? У меня такой информации не имеется.

— Там начальник лагеря устроил в колонии публичный дом. Твои молодцы развлекаются с девицами, осужденными по 58-й статье.

— Спасибо, Януарьич, за сигнал. Я их всех там в порошок сотру. Я им воткну по раскаленному пруту в каждую задницу.

— Ну, ты не торопись, проверь информацию.

— Проверим.

В кабинете Ежова, слева от его стола, висела карта страны, где многие города были обозначены маленькими красными флажками: гнезда контрреволюции. Крохотный красный флажок с иголкой вместо древка втыкался на карте лично Николаем Ивановичем. И далеко не по пустякам, а только в том случае, когда врагами народа оказывались работники НКВД, прокуратуры, партийных органов. Ежов нашел точку с надписью «Магнитогорск» и вонзил в карту красный вымпелок. Далекий и прославленный в прессе город начинал привлекать внимание. Там найден на кладбище склад оружия: пулемет, маузер, патроны. У старика, казачьего офицера, который прятал пулемет, хранились фотокарточки Блюхера, братьев Кашириных. В Магнитке раскрыта организация «Польское войско», повстанческие сотни в колонии. Арестована банда сосланных махновцев за рулями грузовиков — под руководством эсера Сулимова. И в НКВД кадры грязные. Затаился там заместителем начальника милиции некий Порошин — сынок одного арестованного профессора, лютого врага партии, советской власти. Пребывающий в лагере бывший профессор Порошин переправил недавно каким-то образом письмо Вячеславу Михайловичу Молотову. Когда-то Молотов лечился у профессора. И, видимо, на этом основании ученый муж считает необходимым направлять свои клеветнические послания непосредственно Вячеславу Михайловичу: