Время красного дракона - Страница 51

— Мы, танаитяне, все видим, все знаем, Аркадий Иванович.

— Тогда почему бы тебе, Трубочист, не пойти на сотрудничество с нами, с НКВД? Ты бы приносил большую пользу партии, пролетариату.

— Мы, танаитяне, не имеем права совершать зло, разжигать черный огнь. Мы способны только предсказывать, предупреждать человечество, объяснять необъяснимое, выявлять истину.

— Ты говоришь, Трубочист, что прилетел к нам в 1917 году. Чем бы ты мог это доказать?

— У меня был скафандр, который вы, чекисты, приняли за водолазный костюм. У меня был нейтриновый радиопередатчик с трубкой телескопического прицела, батарейки питания со сверхсжатой плазмой. От неправильного обращения с этим устройством и случился пожар в чека. Да-с, Аркадий Иванович. Если бы арестовывали меня — вы, такого бы не произошло. У вас есть хорошая черта характера — любознательность.

— А если тебя, Трубочист, арестуют, расстреляют?

— Я переселюсь в другую оболочку. Но совместимость моего биоэнергетического фантома с другой душой очень редка. Один — к сорока миллионам. И я запрограммирован только на русскую душу. Я — россиянин. Я не смогу стать французом, немцем, японцем, негром.

Порошин как бы принимал мистическую игру с Трубочистом, но пытался извлечь для себя пользу, как истый работник сыска:

— Если ты все знаешь, все видишь, то скажи: была ли бабка Меркульиха дома, когда туда приходил Придорогин?

— Старухи там не было, быть не могло.

— Кто же там присутствовал, топил баню, жарил кошку, подавал Придорогину метлу, которая повизгивала девкой? Оборотень?

— Фантом, Аркадий Иванович.

— Фантом действовал самостоятельно? Или им кто-то управлял?

— Не могу ответить, Аркадий Иванович, это принесет вам вред.

— И все же кто?

— Фантомом управляла ваша Фрося.

— Скажи, Трубочист, что мне угрожает в ближайшее время?

— Вам, Аркадий Иванович, принесет беду расследование об антисоветских листовках.

— Но у нас, дорогой мой Трубочист, нет никакого дела о листовках. Года три тому назад промелькнула одна детская писулька, да не было времени заняться ей, отправили в архив. Помню, что-то там было переписано из Библии. Могу даже процитировать: «За то, что они пролили кровь святых и пророков, ты дал им испить кровь. Они достойны того... Пятый ангел вылил чашу на престол зверя — и сделалось царство его мрачно, и они кусали языки свои от страдания».

Цветь четырнадцатая

25 августа 1936 года были расстреляны Зиновьев и Каменев. Их обманули, обещая от имени Сталина сохранить им жизнь, если они на суде покаются, признают свою вину и существование «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Молотов прекрасно понимал: никакого заговора не существовало. Но островки оппозиционного единомыслия были. И Зиновьев, и Каменев, и Бухарин были крупными фигурами ленинской гвардии большевиков, они могли стать вождями переворота, устранить Сталина. Бухарина надо было убрать вместе с Каменевым и Зиновьевым, но Коба на этот шаг не решался.

Жданов и Ворошилов провоцировали Кобу на удар по евреям:

— У кого в руках армия? Армией командуют Якиры, Корки, Уборевичи, Эйдеманы, Фельдманы. У кого в руках НКВД? У еврея Ягоды! Генрих Ягода никогда не осмелится тронуть Эйдеманов и Фельдманов. Молотов не был антисемитом, но Ягоду презирал. И объяснения своим антипатиям не находил. Ягода раздражал своей самоуверенностью, хитростью, гитлеровскими усиками, раздвоенным подбородком. Чтобы возглавить ОГПУ, он отравил больного Менжинского. Впрочем, Менжинский был опасен, не пошел бы на ликвидацию Кирова. Ягода с этой задачей справился легко, но обнаглел, думая, что связан этим с Кобой навечно.

Сталин был гением необходимого злодейства, неожиданного хода. Как-то Генрих Ягода доложил Иосифу Виссарионовичу о находке молодым московским чекистом Порошиным любопытного документа. Ордер на арест Ленина подписывал в 1917 году некий Вышинский, сумевший пролезть после революции в органы советского правосудия. Должность у него была незначительная, никто его не знал. Коба сказал Ягоде:

— Доставьте его к нам, но вежливо. Мы с ним побеседуем.

У Андрея Януарьевича Вышинского ноги дрожали, когда его ввели в кабинет, где сидели Сталин, Молотов, Жданов, Ворошилов и Ягода. Он раскланивался нелепо каждому по отдельности, лепеча «здрасьте». Присесть его не пригласили, долго рассматривали молча. Сталин заговорил, роняя слова, будто пудовые гири:

— Ми посоветовались и решили предложить вам должность заместителя прокурора, товарищ Вишинский.

— Какого района? — по-лисьи дернул острым носиком захудалый юрист.

Сталин постучал легонько трубкой по пустой коробке из-под папирос «Герцеговина флор», вытряхивая пепел.

— Не района, товарищ Вишинский, а страны. Ви согласны стать заместителем прокурора всего государства?

Вышинский растерялся, начал почему-то рыться в карманах:

— Я, товарищ Сталин, скромный юрист. Может быть, меня с кем-то спутали? Возможно какое-то недоразумение?

— Ми никогда и ничего не путаем. Ми предлагаем вам должность заместителя главного прокурора. Ви согласны?

— Не смею отказаться, Иосиф Виссарионович. Благодарствую за доверие. Оправдаю верным служением.

— Ми в этом не сомневаемся.

— Спасибо, товарищ Сталин!

— Будем считать вопрос решенным. Ви свободны, Андрей Януарьевич. До свиданья.

Вышинский попятился, кланяясь в пояс, приговаривая:

— Благодарю-с! До свиданья-с!

Но когда он приблизился к двери, Сталин остановил его, подняв руку:

— Кстати, Андрей Януарьевич, зайдите через полчаса к товарищу Ягоде, он покажет ордер на арест товарища Ленина, подписанный вами лично в 1917 году.