Время красного дракона - Страница 52

Вышинский грохнулся на пол без сознания, разбив голову о косяк двери. Члены политбюро хохотали.

— Какой слабонервный народ, — сказал Иосиф Виссарионович. — Ми ему доверили такую високую должность, а он из-за пустяка в обморок падает.

Из членов политбюро против назначения Вышинского на должность заместителя прокурора, а затем и прокурора, возражал только Орджоникидзе.

— Ми же опозоримся с ним. Вдруг правда о нем всплывет? Да и зачем ухитряться с этой мелкотравчатой билядью?

Вячеслав Михайлович Молотов первым оценил гениальный ход Кобы в подборе кадров. Генрих Ягода не советовал Сталину делать ставку на Вышинского, предлагал свою кандидатуру — Фриновского. Отвергал Ягода и подозрения о заговорщиках в армии. Да, отдельные высказывания, ругань в адрес Ворошилова и Сталина фиксировались. Но все это на уровне ресторанных и кухонных бесед, приятельских застолий. У Ворошилова, однако, были свои информаторы-осведомители, скорее — сплетники, интриганы. Он жаловался:

— Тухачевский и Уборевич обливают меня грязью. Мол, Ворошилову и пожарную команду нельзя доверить. А знаете — кого Фельдман и Гамарник назвали ослом?

Ягода никаких мер не принимал. И более того, он предупреждал военных, чтобы осторожнее были, держали язык за зубами. Молотов не верил утверждениям Климента Ефремовича, будто армия кишит заговорщиками, троцкистами. Ворошилов — тупица. Но его кулуарное предложение о смещении Ягоды с поста наркома внутренних дел Молотов поддержал. Сталин ответил коротко:

— Ми подумаем.

Уехал великий думальщик на юг, ничего не решив. А скорее всего укрылся за горами и дал телеграмму: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудел. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД».

Эта телеграмма, за подписью Сталина и Жданова, была адресована Молотову, Кагановичу, членам политбюро. Ягоду сняли с должности, но он как бы и не в большой опале был, занял пост комиссара почты и телеграфа. Жена Генриха Ягоды — Ида была племянницей Свердлова. Она все ахала и охала, бегала то к жене Калинина, то к жене Молотова, надеялась, что муженек может снова пойти в гору.

В апреле 1937 года Генриха Ягоду арестовали. Он знал слишком много, чтобы остаться живым. И в крови барахтался — по горло. Вместе с Менжинским с 1928 по 1934 год уничтожили двенадцать миллионов человек. В основном — крестьян в годы коллективизации, расстрелами, голодом, тюрьмами. Для ликвидации партийной и военной элиты, евреев Ягода не годился. Ежов подходил для этой роли, ретивый бычок бросал землю копытами в облака...

Бухарин трусил, хотел выжить, отрекался от своих друзей. В политбюро остался лишь один человек, который часто не соглашался с Кобой, — Серго Орджоникидзе. Каганович был перепуган, отличался палачеством. Самый мощный удар летом 1937 года был нанесен по военным. Особенно буйствовали Мехлис, Ульрих и Алкснис, допрашивая Тухачевского, Уборевича, Эйдемана, Корка, Фельдмана, Путну... Чехословацкая разведка передала данные, что Тухачевский продался немцам. Кто разберется: истина это или провокация? Тухачевского обвиняли в попытке развивать танковую промышленность в ущерб коннице.

Серго Орджоникидзе пытался защитить в первую очередь свои кадры — командармов промышленности. Он понимал, что если погибнут в необоснованных репрессиях такие кадры, как Завенягин и Гугель, то может произойти катастрофа. Как спасти их? Там, на местах, они были обречены. Орджоникидзе вызвал Завенягина в Москву, издав приказ о назначении его своим заместителем. Молотов знал об этом, дал понять Серго, что он благодарен ему и поддерживает Завенягина. Орджоникидзе и Молотов, держась вместе, могли оказывать воздействие на Сталина. Но союз этот не состоялся из-за бешеного темперамента Серго. Спасая своих директоров заводов, Орджоникидзе ворвался в кабинет Сталина с раздутыми ноздрями:

— Может, хватит крови, Коба?

Ежов рассказал Молотову, что произошло далее. Серго и Коба ругались и спорили на своем грузинском, вероятно, не очень литературном языке. Имя Шота Руставели не прозвучало. Тщедушный, карликовый по сравнению с Орджоникидзе, Сталин прыгал возле наркома, как петух, крича и брызгая слюной. Серго схватил Кобу за грудки, приподнял и бросил на ковровую дорожку:

— Билядь! — и добавил еще какой-то, видимо, более обидный выкрик на горском наречии.

Сухорукий, узкоплечий Коба побледнел так, что его рябое лицо стало еще более щербатым, изрытым. Он поднялся с пола с трудом, отошел, хромая, к окну. Охранника, наблюдавшего за этой сценой через распахнутую дверь, расстреляли в этот же вечер. Тайны двора жестоки. Ежов позвонил вечером домой — Орджоникидзе:

— Григорий Константинович? Это я — Ежов. Вы должны меня понять: я не хочу вас видеть арестованным. Решайте свои проблемы — сами. Завтра за вами придут...

Серго Орджоникидзе застрелился. По радио и в газетах сообщили, что он умер от разрыва сердца. Авраамий Павлович Завенягин прилетел в Москву на своем личном самолетике в день смерти Орджоникидзе. Он узнал обо всем случившемся от Молотова еще до сообщений в газетах. Молотов прогулялся пеше с Авраамием возле Кремля, на дачу не пригласил, но проинструктировал:

— Сиди в гостинице тихо. Приказ Орджоникидзе о назначении тебя своим заместителем — не имеет силы. Заниматься тобой будет Каганович. Хитаров направлен в Челябинск. Директором комбината в твоей Магнитке будет Коробов, по твоей рекомендации. Секретарем горкома партии Каганович протащил Бермана. Лазарь лазарька — видит издалека. Мне не звони, Авраамий, не выходи на меня. Но знай: я буду держать тебя в поле зрения. На тебя много страшных доносов. Поклепы — от вашего прокуроришки Соронина, начальника НКВД Придорогина, от каких-то газетчиков — Печенкина, Олимповой, сексотов — Шмеля, Лещинской. Всех и не перечислить.