И хотя никакой бабушки Веды не было, они кланялись:
— Бабушке Веде низкий поклон!
Дуняша повторяла за Фроськой:
— Бабушка Веда, ведьма-ведунья, я тоже колдунья, я тоже колдунья!
Фроська протянула Дуняше на ладони черный камушек величиной с печень или сердце молодого петуха. На черном камушке виднелся прожилками от природы — белый крестик.
— Храни камушек, Дуня. Он волшебный, колдовской. Называется он «Ермошкин камушек».
Деревянный Малыш разъяснил Дуняше:
— Камушек золотые клады находит, родники целебные, от злых оборотней оберегает, позволяет видеть невидимое. С этим камушком ты можешь стать сама невидимкой, перелететь в другое царство.
Трубочиста явно не устраивала интерпретация такого уровня:
— Дуняша, это не просто камушек, это биоволновой детектор, связанный с планетой Танаит. С этим камушком ты сможешь перемещаться во времени и пространстве.
Фроська отстранила Трубочиста:
— Не забивай девчонке голову. Она не поймет этого. Дуня, миленькая, ты теперь — колдунья!
— Я Дуня-колдунья! Я Дуня-колдунья! — заприплясывала Дуняша на столе, глядя на пламя своей свечи, сжимая в ручонке черный камушек с белым крестиком.
Фроська прошептала:
— С этим камушком, Дуняша, ты могутна летать в корыте.
— И даже на обыкновенном венике, — не удержался от юмора Трубочист.
— Хочу летать в колыте! — дунула и погасила свечу Дуняша.
Верочка Телегина забеспокоилась:
— Что еще за глупости? Ребенок может выпасть из корыта. Неужели эти фокусники разрешат маленькой Дуне летать в корыте? Нет, я встану и закричу. Я буду протестовать. Надо прекратить это безобразие!
Вера попыталась встать, но не смогла и пошевельнуться. Она хотела закричать, но голоса не было. Полный паралич и бессилие. Деревянный Малыш подошел к ней, стукнул ее легонько по голове тросточкой:
— Спи, не трепыхайся и не подглядывай.
Но Вера не подчинилась деревянной кукле, продолжала смотреть через прищур на происходящее безумие. Фроська поставила горящую свечу на комод, хлопнула в ладоши:
— Бабушка Веда, вот моя мета!
В раскрытое окно медленно вплыло корыто. Прокричала ночная птица. За окном в саду замелькали светлячки. Корыто прилегло на стол перед ликующей Дуняшей. Фроська злодействовала:
— Садись, полетай, Дуня. Да высоко не упорхни. Сделай два-три круга для пробы. И не вывались, держись крепче.
Дуняша села в корыто, лизнула черный камушек с белым крестиком:
— Вот моя мета, бабушка Веда! Я тоже ведунья, я Дуня-колдунья!
Корыто с Дуняшей выплыло в окошко, поднялось над ветвистым тополем, закружилось плавно под луной в ночном небе. Когда Дуня хлопала по деревянному борту корыта ладошкой, оно убыстряло ход, лихо разворачивалось. Верочка холодела от ужаса. Разобьется же ребенок!
— Ну, хватит, возвертайся! — потребовала Фроська.
— Хи-хи-хи! — показала Дуняша кукиш.
— Я тебе обдеру вичкой задницу, — пригрозила Фроська.
Непослушница улетела за облако, спряталась.
— Пусть порезвится, — улыбнулся Трубочист.
Фроська отошла от окна, принесла с кухни примус, поставила на огонь сковородку.
— Малыш, сходи в огород, поймай лягушку, — распорядилась она.
Деревянный Малыш явно перенимал дурные манеры гостей. Он борзо выпрыгнул через окно и вскоре вернулся с лягушкой, доложил:
— Я выпотрошил ее, вымыл. И укропу принес, лучку зеленого, чесночку.
Фроська бросила лягушку на сковородку, начала накрывать стол, принесла с кухни тарелки, вилки, ножи. Малыш плеснул на сковородку постного масла, перевернул скворчащий деликатес, посыпал его мелко нарезанным луком и укропом.
— Малыш, я уступаю свою порцию тебе, — отошел от стола Трубочист.
— Напрасно, это очень вкусно. И без лягушатины не постичь колдовства, чародейства.
— Хорошо, я съем одну лапку, — поморщился брезгливо Трубочист.
— Надо чуточку подсолить, — попробовала пакость Фроська.
Корыто с Дуняшей лихо влетело в окно, опрокинув горшок с геранью, который стоял на подоконнике.
— У, неумеха! — обругала Дуню Фроська. — Иди, вымой руки, садись за стол, лягушатина поджарена.
Верочка Телегина бурлила от негодования. Они замыслили накормить ребенка лягушатиной! Какой ужас! Ни стыда, ни совести у них нет! Разве может нормальный человек поднести ко рту лягушку? В книжках, правда, пишется, будто французы едят лягушек, устриц. Но ведь это — французы. Народ, можно сказать, не очень серьезный. Да и мало ли что не употребляют в разных странах. Кое-где саранчу едят, червей, осьминогов, змей и другую нечисть.
— Мне лапку, — попросила Дуняша, будто она пробовала эту дрянь не в первый раз, поэтому знает, что выбрать.
Шабашное застолье при зажженных свечах продолжалось долго. Фроська посадила Дуняшу на колени:
— На синюю пятницу, Дуня, мы с тобой слетаем на корыте к месту, где схоронена казачья казна: двенадцать бочек золота, двадцать серебра, кувшин с драгоценными самоцветами, кольцами, серьгами. Ты там, Дуня, оглядишься, место запомнишь.
— Будешь хранительницей сокровища, — жевал лягушатину деревянный Малыш.
Трубочист звякнул вилкой о тарелку:
— Неужели двенадцать бочек золота?
Фроська посмотрела на Трубочиста иронически:
— Ты полагаешь, что бочки большие такие, столитровые?
— Все бочки, Фрося, примерно — одинаковы.
— Бочата казачьей казны всего-то с ведро, но толстые, ядреные.
— Не гниют?
— Нет, они из лиственницы излажены.
— А Верочке нельзя ли почерпнуть с горсть из того клада?
— Не можно, и она не из круга колдунов. Дуняша вот может взять из кувшина ко дню своей свадьбы колечко, нательник и серьги.