Время красного дракона - Страница 97

— Я обследовал склад чекистов, в котором сгорели ваши вещи. И останки обнаружил, предъявил их на исследование.

— И что же показала ваша экспертиза?

— А то, родной мой Трубочист, что оплавки — из титана и других редкоземельных элементов. Ученые предполагают признаки зарубежного производства. Так что признавайтесь, какой разведкой вы к нам заброшены? Немецкой, английской, французской? И для чего вам был нужен водолазный костюм? Может, вы прибыли вовсе не по воздуху, а через подводный мир? Допускаю, что водолазный костюм прибыл и самолетом, для проведения диверсий на шлюзах Беломорканала.

— У меня не было водолазного костюма. И об этом я вам заявлял. Неужели у вас такая плохая память, Аркадий Иванович?

— Что же у вас было?

— У меня был скафандр астронавта. Кстати, место, где он сгорел, очень опасно. Смертельно опасно.

— Чем оно опасно?

— Ваши чекисты будут умирать от белокровия, саркомы, рака. Место, где сгорели мой скафандр и передатчик, радиоактивно. В этом можно будет легко убедиться и через триста лет. Но, может быть, в этом для вас, гепеушников, заслуженное возмездие?

— В моих силах, дорогой Трубочист, провести экспертизу и в этом плане. Если радиоактивность не обнаружат? Тогда — что?

— Обнаружат, Аркадий Иванович: стронций.

— Тогда у меня есть и другой вариант обвинения.

— Какой, смею вас спросить?

— Ты, Трубочист, самый изощренный диверсант: доставил контрабандно радиоактивные вещества, чтобы уничтожить советское правительство, руководителей партии, товарища Сталина.

— Аркадий Иванович, уничтожение таких личностей, как Сталин, ничего не изменит. У вас создана саморегулируемая, самовоссоздающая система. У вас надо взрывать или перестраивать систему, а не менять человечков. Сталин — не самый тяжелый вариант. Троцкий был бы страшнее.

— Меня радует весьма, Трубочист, что ты отвергаешь троцкизм. Мы с ним и боремся.

— Вы внедряете троцкизм.

— Нет, наше знамя — ленинизм.

— Ленинизм и троцкизм — это одно и то же. Аркадий Иванович. Троцкого вам придется когда-нибудь реабилитировать. Он — ленинец.

— Не кощунствуй, Трубочист. Лучше признайся, с какой целью ты к нам прибыл?

— Я прилетел как прогнозист, с правом корректировки некоторых личностей. Но у вас пророков и предсказателей не терпят, казнят.

— Будущее, Трубочист, прогнозировать можно, а предсказать — нельзя.

— Сие положение верно для вашей земной цивилизации, для вашего весьма низкого уровня интеллекта и науки.

— Коль ты на более высоком уровне развития, предскажи: мы арестуем Эсера или нет?

— Эсера вы арестуете.

— Спасибо за веру в наши силы.

— У вас, Аркадий Иванович, нет оснований для радости.

— Почему нет?

— Вам еще придется посидеть в одной камере с Эсером.

— Я этого не боюсь. Если меня и арестуют, то разберутся, освободят. Я верно служу своему обществу, партии, государству. Иди, Трубочист, домой. Но помни: я разгадаю твои тайны, попрошу провести экспертизу на радиоактивность, где сгорел твой скафандр.

— Прощайте, молодой человек! Мне вас жаль, но помочь ничем не могу.

Трубочист раскланялся, пристукнув тростью о пол. Он удалился так же артистично, как и появился. Порошин увидел из окна кабинета, что Трубочиста на улице ждал доктор Функ. Что между ними может быть общего? Возможно, и Функ является агентом иностранной разведки. Надо установить за ними жесткое наблюдение. Очень уж они подозрительны. Доктор дружит с личностью психически больной.

Судьба Порошина приближалась стремительно к излому. А он не предчувствовал этого, готовился к ударам по Эсеру, поэту Ручьеву, Трубочисту. Он думал о Верочке, о том, что принесет сегодня домой два килограмма вермишели, кус жирной баранины и шпроты, купленные в Немецком магазине. Бурдин и Матафонов открыли дверь в кабинет:

— Пойдем к начальнику, вызывает.

— Что там случилось? — недовольно спросил Аркадий Иванович.

— Не знаем.

Придорогин сидел, выложив перед собой револьвер, и читал циркуляр из Москвы, переданный ему новым прокурором Соколовым:

«Прокуратура СССР. Москва, Пушкинская ул., дом 15-а, 10 декабря 1938 года. ? 13/ 043105/44902 «К». Секретно. Прокурору гор. Магнитогорска. Если женщины, жены осужденных, действительно совершили какое-либо контрреволюционное преступление — надо дела расследовать в полном соответствии с УПК и направлять для рассмотрения в суд. Если они арестованы только как жены осужденных и конкретных преступлений с их стороны следствием не установлено, надо дела прекращать, арестованных освободить, а находящимся на свободе вернуть паспорта. Заместитель начальника отдела по спецделам — А. Глузман».

— Вот уж поистине: левая рука не ведает, что творит правая. По линии НКВД поступали указания противоположные. Жены врагов народа должны арестовываться с конфискацией имущества и выселением из квартир. Что же делать? — недоумевал Придорогин. — Кто прав? НКВД или прокуратура?

Бурдин, Порошин и Матафонов вошли в кабинет начальника НКВД с военной бравостью, щелкнули каблуками, лихо козырнули, выражая готовность выполнить любое задание. Придорогин дал почитать бумагу из прокуратуры Бурдину и Порошину. Мол, посоветуйте, как поступать? Было в его просьбе что-то фальшивое, неестественное. Понятно, не для совета пригласил, время оттягивает, присматривается.

— По-моему, указанием прокуратуры надо руководствоваться, — высказал мнение Бурдин.

Порошин не согласился:

— У нас другие указания. Мы должны подчиняться своему ведомству. Жен врагов народа следует арестовывать, как и прежде.