Порошин прошел с Антоном в горницу, на улице было темно, комары досаждали. Телегин ворчал, продолжая пить горилку:
— Хиляк московский. Зачем я тебя в гости привел? С тобой и не выпьешь по-казачьи.
Матушка Телегина присела за праздничный стол, налила себе чарочку и дочери, перекрестилась:
— Выпей, Веруня, не кажной день Антон навещает нас.
Порошин разглядывал висящую на стене рамку с фотокарточками. Казачий есаул с усами, рядом красавица, чернобровая молодайка.
— Инто муж мой, голова дома нашего, — объяснила матушка Телегина.
Порошину было известно, что есаул Телегин воевал сначала на стороне белых у Дутова, потом перешел к большевикам. В 1930 году он был мобилизован на лесозаготовки и там погиб. В списке неблагонадежных семья Телегиных не числилась. Под наблюдением были — Починские, Хорунжонкины, Харламовы, Добряковы, Ковалевы, Ермошкины, Сорокины. Теперь в опале Меркульевы и Коровины.
— Я выпью, если меня поддержит Аркадий Иванович, — подняла чарку Верочка. — За нашу с ним помолвку.
— Как бы свадьба што ли у вас? — спросила матушка.
— Да, мать, благослови их! — утвердил Антон.
Порошин присел на табурет рядом с Верочкой, выпил.
— Мы все шутим. А со мной что-то произошло. Я переступил какую-то колдовскую границу, попал в другой мир. Мне кажется, что меня спасет Вера, именно Вера!
— Верочка или Вера? — острил Антон.
— Я не Верочка, а Вера! — выпрямилась гордо сестренка Антона.
— Боже мой, будь Верой. Но за Веру люди идут на костер.
— Я согласен пойти за нее в огонь, — пьяно внешне, но трезво внутренне произнес Порошин.
Антон Телегин приказал матушке:
— Благослови их иконой!
— Не можно с иконой шутейничать, — поджала губы матушка Телегина.
— Мам, благослови нас, — встала на колени Верочка.
— Нет, потребно блюсти обычаи, не скоморошничай. Икона выше тебя, гостя, жениха, власти. Веселитесь в другой простокваше.
Фраза эта поразила Порошина, будто гвоздок в череп забили: «Веселитесь в другой простокваше». Не затрагивайте бога, священную высоту: кривляйтесь, смейтесь, завидуйте, суетитесь, возмущайтесь — в другой простокваше. Вот он — язык народа!
Неловкость возникшей ситуации разрядила Верочка. Она открыла сундук, вытащила из него деревянную куклу.
— Глядите, бабка Коровина мне подарила днись.
— Трубочист? — подлил себе самогонки Порошин.
Верочка поправила на кукле шляпу-цилиндр, начала вращать заводной ключ, поясняя:
— Куклу Гриша Коровин изладил. Он с ней цельный год возился. Кукла умеет ходить, вертит головой. У нее рот раскрывается. Глаза — как живые. Она может ударить тросточкой.
— Не она, а он! — ткнул пальцем в куклу Порошин.
Вера согласилась:
— Да, куклу зовут Трубочистом. Очень забавный Трубочист. Мне кажется, он умеет разговаривать. Вчера ночью он сам вылез из сундука, ходил по горнице, плакал.
Деревянный Трубочист при этих словах ожил, протянул руку к стакану с горилкой:
— Помянем Лену Коровину.
— Господи, прости душу ее грешную, — слезливо осенила себя крестным знамением матушка Телегина.
— Дура она, — отмахнулся Антон. — Зачем в огонь бросилась? Лучше бы столкнула туда какого-нибудь сексота.
В полночь, когда Антон упал и уснул, Порошин пошел домой, в хоромы Меркульевых. Он сам еле стоял на ногах.
— Спасибо этому дому, пойдем к другому.
— Я провожу вас, Аркадий Иванович, — накинула на плечики шаль Верочка.
Трубочист весело взмахнул тросточкой:
— Благословляю вас!
— Верочка, я очень пьян. Мне показалось, будто кукла что-то сказала. Впрочем, я слышал отчетливо.
— И я слышала.
Они шли по темной улочке, обнимались, целовались. И дальше — пропасть полного беспамятства. Проснулся Порошин с лучами утреннего солнца. Рядом с ним в постели лежала обнаженная девчонка. Она спала сладко-сладко, тихо посапывая. А по белому ее плечу и еще не оформленной по-женски груди струилась пушистая черная коса.
— Это же Вера Телегина! Что я натворил? — ужаснулся Порошин.
Она проснулась, застыдилась, натягивая на себя простыню. В окно постучали. Аркадий Иванович подошел к подоконнику с ощущением страха, отдернул занавеску. Там стоял с опухшим сердитым лицом Антон Телегин.
— Кто там? — спросила испуганно Вера, торопливо напяливая платье.
— Твой брат, Антон, — шепотом ответил Порошин.
— Я спрячусь, — полезла Верочка под кровать.
Антон Телегин вошел шумно, что-то пряча за пазухой. Он имел право убить Порошина. Может быть, прибежал с топором. Как все глупо получилось. Аркадий сел на табуретку, навалился грудью на стол, стукнулся лбом о какую-то книгу, закрыл глаза. Пусть рубит! А сестра его, Верка, красивая. И просто обнять ее, поцеловать — счастье.
— Ты чего? — пророкотал Антон. — Я тебе похмелиться принес.
— Я никогда не похмеляюсь, — поднял голову Порошин.
— Ну и зазря, будешь болеть.
Антон оглядел горницу, увидел шаль и туфли своей сестры.
— Вылазь, Верка.
— Не вылезу.
— Почему не вылезешь?
— Стыдно.
— Ладно уж, я не скажу матери.
— Все равно не вылезу.
— Ну и лежи там, дура.
* * *
На следующий день Порошин, Телегин, Бурдин и Матафонов поехали брать прокурора Соронина. Антон, выбрав момент, пробросил:
— Ты не согруби, Аркадий. Женись на Верке. А Фроська — ломоть отрезанный. Да и не жена она тебе была.
Порошин промолчал, но его молчание было ближе к согласию, а не к возражению. Матафонов суетился возбужденно:
— Неуж прокурора возьмем? Просто не верится.
Бурдин организовал понятых, поставил пистолет на взвод, постучал в дверь. Оружие должно быть готовым к бою. Некоторые при аресте впадают в состояние аффекта, могут в окно сигануть с пятого этажа, броситься в драку с ножом, выстрелить. Дверь открыла жена прокурора. Она увидела Порошина, заулыбалась: