Время красного дракона - Страница 83

Дома у бабки Коровиной все было разбросано и перевернуто.

— С обыском нехристи копытили. И на твоеную аресту у них гумага нацарапана, — молилась бабка у иконостаса.

— На мой арест? А я что сделала?

— От бога вы отступились. Основу потеряли. И страдать вам попусту. За бога можнучи и в костер. А вам за што?

Икона Богоматери была расколота, побита. Ясно, что милиция разгромила иконостас, растоптала, а бабка после их ухода собрала обломки, как бы слепила, восстановила. Почему у них такая ненависть к собакам и старым иконам? Стреляют из наганов в собак, разбивают иконы. Собаки на них лают, бросаются. Но ведь иконы молчат. И Лена впервые разглядела, что иконы молчат осуждающе. Они как судьи столетий, пророки России, веры, напоминали каждому ничтожеству, что он червь. Иконы озаряли только великих духом.

Лена встала на колени, перекрестилась:

— Пресвятая мать Богородица, спаси моего Гришу!

— Все вы к богу, когдысь перух жареной в жопу клюнет, — заворчала бабка Коровина.

Пресвятая мать Богородица, смотрящая на бабку, отвернулась от старой, высветлила Леночку печально, уронила слезу. И слеза эта прожгла настил избы, погреб темный, камни. Прожгла слеза Богородицы шар земной. Трещина на иконе проходила шрамом через лицо Пресвятой Богоматери, ее шею и грудь. Трещина эта разрывала Россию, мир.

— Прости меня, баб, если виновата, — омертвелыми губами проговорила Лена.

— Бог вам судья.

Лена Коровина пошла на завод. На блюминге работала ее подружка, которой она была должна три рубля.

— Арестуют меня, а я деньги не вернула. Нехорошо как-то получится. Вроде бы нечестность с моей стороны.

На блюминге Лену Коровину хорошо знали. Она когда-то здесь работала в табельной, а в химлабораторию мартена перевелась позднее, с окончанием курсов. Оранжевые слитки катились по рольгангам к валкам. Громыхал по рельсикам шустрый слитковоз, гремел колесами на стыках. В утробах нагревательных колодцев буйствовали вулканы пламени. Лена вернула трешку подруге, поблагодарила ее. Подружка смутилась:

— Я уж и забыла. У тебя такое горе, а ты по мелочам ходишь.

— Я же должна тебе, неудобно как-то.

— Ты не в себе, Ленка. Иди-ка лучше домой. И мне с тобой опасно разговаривать. НКВД о тебе справки наводит, выспрашивают, с кем ты общалась. Следят за тобой. Видишь вон — два типа. Я ухожу, до встречи! Прощевай!

Сексоты Шмель и Разенков сопровождали Лену Коровину от самой станицы до блюминга. Лена прошла через цеховой пролет. Она остановилась на мгновение, пронзилась острой, смертельной тоской, вспомнила свой детдом в Шумихе, приветливый дом Яковлевых, приезд в Магнитку после школы ФЗО, свадьбу с Гришей, потерянное так внезапно счастье любви и семьи. Лена Коровина покачнулась, шагнула шатко и вдруг убыстрила шаги, разбежалась, зажмурила глаза. И весь цех видел, как она прыгнула и полетела ласточкой в огненное жерло нагревательного колодца.

Цветь двадцать первая

«Дарую вам власть наступить на змею и на скорпионы, и на всю силу вражью», — было подчеркнуто красным карандашом в Библии, изъятой при обыске у бабки Коровиной. Придорогину библейское изречение понравилось. Про НКВД, можно сказать, написано. Бога, конечно, по науке нет. Давно бы его сбили зенитными орудиями, окружили и арестовали. Но пророчества и высказывания в Библии есть мудрые, хотя и не соответствуют...

Начальник НКВД прочитать всю Библию не мог, не было времени, сил. Но священная книга лежала у него в ящике стола, и он при каждом удобном случае доставал ее, открывал наугад и почитывал. От тех, кто приходил в кабинет, Придорогин книгу прятал. Неудобно как-то, что люди могут подумать? Начальник НКВД читает Библию! От Порошина Придорогин священное писание не прятал. С Порошиным поговорить можно, попросить его объяснить непонятные строки. У Порошина феноменальная память, он знает эту книгу почти всю наизусть. Сегодня с ним должен состояться трудный разговор. Придорогин ожидал, когда он войдет в кабинет. На столе начальника НКВД лежали рядышком револьвер и Библия.

— Можно, Сан Николаич? — стукнул в приоткрытую дверь Порошин.

— Входи, Аркаша, — раскрыл священное писание Придорогин. — И садись-ка супротив, беседа долгая предстоит.

— Я внимательно слушаю, Сан Николаич.

— Ты вот мне скажи, Аркаша, какое изречение в этой реакционной книге можно признать самым правильным и мудрым? — не решился шеф начать разговор сразу по делу.

Порошин как бы отшутился, процитировав четко:

— Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей. Псалом первый!

— Ты шуткуешь, Аркаша. А я сурьезно спрашиваю. Ты из этой книженции такое — самое главное проговори, штобы ко всему миру и на все времена пророчески относилось.

— Надо подумать, сразу ответить не могу.

— Вот и помысли не спеша. И когда-нибудь приди с ответом. Я не тороплюсь, подожду. А сейчас давай делом займемся. Ты видел Телегина, который из Челябы прибыл?

— Видел, Сан Николаич.

— Знаешь, для чего он с командой приехал?

— Догадываюсь. Кто-то из больших руководителей будет арестован, отправлен в Челябинск.

— Я тебя, Аркаша, в помощь Телегину назначил. Он с ордером на арест. Угадай, кого брать будем?

— Наверное, Бермана или Гуревича, в последнее время мы все больше евреев подметаем.

— Не угадал, Аркаша.

— Неужели возьмем самого Коробова?

— Нет, не Коробова.

— Тогда мне не угадать, Сан Николаич.

— Ты возьми в подмогу Бурдина и Матафонова. Арестуешь прокурора и передашь его Телегину.

— Арестовать Соронина? А кто подписал ордер?