Время красного дракона - Страница 146

146

— Но ты, Груня, тихохонько скажи.

— Неудобно как-то.

— Фамилия-то на книжке напечатана?

— Говорят, пропечатана, германская фамилия — Жопенгауэр.

Носов засмеялся. Хотя Шопенгауэра он не читал, но слышал эту фамилию неоднократно. И на экзаменах по диамату в институте ему приходилось критиковать этого философа-идеалиста. Все студенты, да и кандидаты, доктора наук никогда не читали этих Ницше, Мальтусов, Шопенгауэра, Канта... У Иммануила Канта читал Григорий Иванович лишь один труд — «Критика чистого разума», когда квартировал в Москве у Завенягина. Авраамий — эрудит, у него и тома Шопенгауэра стоят в шкафу. Но как можно все это прочитать? И газеты-то просмотреть иногда нет времени.

— Груня, миленькая, я не читал Шопенгауэра. Как-то так уж получалось: все некогда! А ты где учишься?

— В медицинском училище, на медсестру. Даже могу вам поставить укол в любое место. В смысле — в вену, а не в Шопенгауэра.

Вернувшись в купе, они улеглись отдыхать, но не уснули, переговаривались до полуночи. Григорию Ивановичу было жалко бедную девочку, у которой и халата ночного не было.

— Завтра же выйду на первой крупной станции, куплю в подарок для нее халат, — думал Носов. — И чулки куплю, платьице. А то неудобно с ней выходить из купе.

— Не такой уж я и ребенок, как вы полагаете, Григорий Ваныч. У меня даже есть любовь, — откровенничала Груня.

— И кого же ты любишь?

— У меня любовь безответная. Я в женатого влюбилась, в Гришу Коровина. Но он даже не знает об этом. А я бы пошла за ним на край света. Да он где-то в бегах, скрывается от НКВД.

Ночью Груня пошла в туалет, а на обратном пути по ошибке зашла в соседнее купе. Там дремал в пьяном одиночестве бывший прокурор Соронин. Он тоже возвращался из Москвы, где пытался восстановиться в партии, в должности. Вышинский не принял Соронина, а Глузман намекнул, что умнее было бы затихнуть и не показываться никому на глаза. Соронин с горя выпил бутылку водки, а ложась спать в купе — несколько раз перепрятывал свои золотые часы. Он узнал Груню Ермошкину, которая ехала в соседнем купе, с директором завода. Соронин недоумевал:

— С Носовым в одном купе девица из воровской, бандитской семьи! Более чем странно. Она же обчистит его. Но так ему и надо!

Соронина после освобождения из-под ареста не восстановили в должности и даже окончательно исключили из партии по инициативе Носова. Директор завода презирал Соронина, не мог допустить, чтобы прокурором в городе опять стал он — палач металлургов, злодей — арестовавший Голубицкого, копавший яму под Завенягиным. И Авраамий советовал:

— Дави его там!

Носов умел уничтожать демагогов их же оружием. На бюро горкома партии Григорий Иванович сказал:

— Предлагаю исключить из партии Соронина за недостаточную борьбу с врагами народа.

С этой формулировкой и был исключен из рядов ВКП(б) бывший прокурор Соронин. В поезде они встретились, но не поздоровались, будто не были знакомы. Поэтому и хотелось так Соронину, чтобы Груня обворовала Носова.

— Однако девица может и мои золотые часы прихватить, — беспокоился Соронин, засовывая их то под подушку, то в ботинок.

Проснулся Соронин поздно, часов в десять утра. Он вспомнил, что ночью к нему в купе заглядывала соседка-воровка. Должно быть, охотилась за часами. Но они ведь в наволочке подушки, не так просто их найти. Бывший прокурор ощупал подушку. Часов там не было! Он сдернул наволочку — только перья полетели, заглянул в ботинки, под матрац...

— Сперла! — схватился за голову Соронин.

Он оделся и, опухший, не умываясь, пошел к проводнице. :

— Доброе утро! — кивнула она. — Чайку горячего подать?

— Не надо чаю, вызовите срочно работника милиции.

— Для чего милиция нам?

— Меня обокрали.

— Но из вагона никто не выходил, товарищ...

— Вот и хорошо, что никто не выходил. Прошу срочно вызвать милицию, у меня золотые часы украли.

Молоденький симпатичный сержант появился в вагоне только через полчаса. Он внимательно выслушал проводницу, Соронина, покосился на пустые бутылки в купе, на опухшее лицо заявителя.

— Вы с кем выпивали, гражданин?

— Ни с кем, в одиночку.

— Вы говорите, гражданин, ночью к вам заглядывала девушка из соседнего купе?

— Не девушка, а воровка. Брат этой преступницы — в тюрьме. Мне давно известна их семья. Я — прокурор! Понимаете?

Сержант вызвал из соседнего купе Носова для разговору с глазу на глаз:

— Извините, гражданин. Выйдите на минутку, мне необходимо с вами побеседовать.

— В чем дело? — накинул на плечи пиджак Григорий Иванович.

Сержант проверил документы у Носова, объяснил:

— Видите ли, ваш сосед, прокурор, заявил, будто ваша попутчица похитила у него ночью золотые часы.

Носов поморщился брезгливо:

— Во-первых, он не прокурор, сам только что из тюрьмы. Во-вторых, девочка не могла этого сделать. Я за нее ручаюсь!

— Извините! — козырнул сержант, уходя вновь в купе к Соронину.

Бывший прокурор зашептал сержанту:

— Обратите внимание: директор завода Носов едет развратно в одном купе с девицей-воровкой. Полагаю, надо составить протокол, сообщить куда следует.

— Придется мне произвести обыск, так сказать, досмотр, — сказал сержант Соронину.

— Да, да, обыщите их! Из вагона никто не выходил. Воровка могла украсть мои часы и временно спрятать их в багаже Носова. Возможно, подсунула краденую вещь под матрас Носова. В моей практике такой эпизод рассматривался. Никто ж не решится обыскивать такую птицу! Весьма удобное прикрытие. У меня опыт прокурорский, чутье, так сказать. Обыщите в первую очередь Носова. Уверяю вас: мои часы — у него!

146