Время красного дракона - Страница 80

Партина Ухватова бросила реплику:

— Если бы моего мужа арестовали, я бы пришла в НКВД, попросила наган и без малейшего сожаления расстреляла врага народа.

— Потому у тебя мужа и нет! — хохотнул какой-то несознательный комсомолец.

Марина Олимпова обращалась к собранию:

— Товарищи! Выступайте активнее. Мне материал надо делать для радио.

— Промеж прочим, товарищ Олимпова, ваш муж Гейнеман тоже арестован недавно, — опять выкрикнул кто-то.

Партина Ухватова постучала карандашом по графину:

— Не возводите клевету, товарищи. Марина давно почувствовала в своем супруге потенциального врага народа. Она выгнала его из квартиры. И написала заявление в НКВД, прокуратуру. В сущности, Марина и разоблачила замаскированного изменника родины. Всем нам надо брать пример с Мариши Олимповой.

Лену Коровину исключили из комсомола почти единогласно: при трех воздержавшихся. В числе тех, кто не поднимал руку за исключение, был и комсорг Оськин. Он сделал вид, будто что-то читает, записывает. Разенков внес еще одно предложение: ходатайствовать перед администрацией об увольнении с работы лаборантки Коровиной.

— Может быть, мы попросим перевести Лену в уборщицы, понизим ее в должности, — неуверенно произнес Оськин.

— Жене врага народа нельзя доверить и метлу! — жестко воспротивилась Партина Ухватова.

Удары судьбы обрушивались на Лену со всех сторон. Ее исключили и с вечернего факультета в институте. Студенты сначала пытались защитить Леночку, но после выступления Лещинской смолкли. Лещинская вскрыла вражескую суть однокурсницы:

— Кого вы защищаете, товарищи комсомольцы? Коровина — антисемитка! Она меня обозвала жидовкой, при свидетелях! А евреи дали миру Маркса, Эйнштейна, Ленина.

— Разве Ленин из евреев? — глупо спросила Лена.

— Не будем обсуждать этот вопрос, — навела порядок преподаватель Жулешкова. — Давайте говорить по существу. Коровина, безусловно, с душком.

— Все вы пресмыкающиеся, ящеры! — вспыхнула гневом Лена.

— Вот и слетела с нее маска! — визгнула Лещинская. В деканате разговор был коротким:

— Возьмите свои документы. И больше здесь не появляйтесь.

Лена дерзила:

— Этот институт — вовсе не институт, а инкубатор по выпуску подлецов, идеологических инвалидов и негодяев от патриотизма!

Жулешкова хрустнула пальцами:

— Еще вчера вы имели другое мнение. Бедная страна, где люди меняют свои взгляды, как носовые платки. Я не разделяю ваших воззрений и абсолютно не приемлю вашей морали.

Из квартиры Лену Коровину и Эмму Беккер выселяли в один день. После ареста мужа — Виктора Калмыкова — Эмма не падала духом, не паниковала:

— Виктора освободят. Он же у меня патриот. Произошла какая-то ошибка. Да и твой Гришка — горлан, коммунист. Все хорошо будет, Леночка.

Квартиры Коровиных и Калмыковых были в одном подъезде, на одном этаже. Выселяли их днем, не таясь. Матафонов вытолкнул Эмму в кухонном халатике:

— Пшла, жидовка! Не пузыри гляделками. Все твое имущество конфисковано. Дуй, пока не пнул под зад.

И Лену выгнали в одном платье, не позволили взять даже полушалок и поношенное демисезонное пальтишко, ключи от квартиры отобрали.

— А куда мне пойти? — заикалась Лена, обращаясь к сержанту.

— Нас энто, милая, не касается, — беззлобно ответил Матафонов. — Скажи слава богу, што тебя самуе не загребли.

Сержант отдал Леночке только куклу. Не понравилась она Матафонову. Большая деревянная кукла.

— Ты, гляжу, затежелелая. Кукла тебе пригодится, возьми. А все другое отдать — нету у меня прав.

Куклу вырезал из березового полена Григорий. Руки и ноги у нее были укреплены подвижными шарнирами, которые управлялись хитроумным пружинным механизмом. Полешко Гриша внутри высверлил, там скрывалась машина из часовых шестеренок, пружин и рычагов. Кукла по росту — выше табурета. Она при заводе ключом ходила, опираясь на трость, подволакивая по очереди то одну, то другую ногу. У куклы открывался и закрывался рот, моргали глаза, поворачивалась голова, украшенная шляпой-цилиндром. Кукла напоминала Трубочиста, была похожа на него. Но именно к этому и стремился Коровин, когда вырезал куклу, раскрашивал ее, шил для нее одежду и обувку.

Леночке очень нравилась эта кукла, и когда Гриша бывал на работе, она заводила деревянного Трубочиста, любовалась и даже разговаривала с ним. С Ильей Бродягиным, живым Трубочистом, Коровины дружбу не водили. Лена вообще не знала его. Да и Гриша встречался с ним всего три-четыре раза, на сеансах — в мастерской у Мухиной. Трудно сказать, почему Коровин вырезал из березового полешка именно Трубочиста, а не какую-нибудь другую фигуру. Может быть, он просто казался забавным. А возможно, действовали силы иррациональные.

Лена вышла из подъезда с куклой. Над городом сгущались тучи, падали редкие, крупные капли дождя. На балкончике соседнего дома сидела в шелковом цветастом халате Жулешкова. Мордехай Шмель подавал ей чай на подносе, истекая истомой. Они посмотрели на Лену с утонченным, интеллигентным злорадством.

— Разве я виновата перед ними? Разве я им делала зло? Почему они меня так ненавидят? — спросила Лена у куклы.

Деревянный Трубочист повернул голову, глянул на балкончик, где чаевничали Жулешкова и Шмель.

— Они рождены для зависти, ненависти, глумливого мельтешения. В них тлеет черный огонь, — шепнул Трубочист Леночке.

Лена не удивилась, что с ней заговорила кукла. Она думала о другом. Ей обостренно захотелось увидеть вместо Шмеля и Жулешковой два черных, обугленных трупа. Трубочист вскинул к небу свою игрушечную тросточку: