Время красного дракона - Страница 68

Порошину в Челябинске не везло. Его там арестовали по навету старухи Манефы. Он просидел в тюрьме три месяца, потом перед ним извинились, освободили. Аркадий Иванович вернулся в Магнитку бодрым, с глубокой верой в торжество справедливости. Конечно, личное несчастье — арест Фроськи — угнетало. Но и при этом Порошин все же надеялся на благополучный исход, на какое-то чудо. А Мишка Гейнеман оказался истинным другом. Он вопреки всем инструкциям не отправил Фроську в другой лагерь с этапом. И сразу же пропустил Порошина в колонию, устроил свидание. И не просто свидание. Гейнеман оставил Порошина с Фроськой в своем кабинете, бросил им на диван две подушки, простыни, одеяло, организовал шикарный ужин с коньяком.

— Вся ночь в вашем распоряжении! — подмигнул Гейнеман и ушел.

Неизвестно, куда он ушел и где ночевал, ибо квартиру его захватила Мариша Олимпова. Появился Гейнеман только утром следующего дня, вскипятил чай, поджарил яичницу. После сладкого ночевья в колонии Порошин отправился на службу с отчетом, с докладом о своей жизни в Челябинске. В кабинет Придорогина он вошел лихо, козырнул, отрапортовал:

— Товарищ капитан, старший лейтенант Порошин прибыл в ваше распоряжение для продолжения службы!

Придорогину нравился Порошин. Начальник НКВД считал его своим учеником, почти сыном. И ни в какие оговоры на Аркадия Ивановича Придорогина не поверил, когда Порошина арестовали в Челябинске. Придорогин написал своему любимцу блистательную характеристику и потребовал освободить его, вернуть в Магнитку. И вот он приехал. Начальник НКВД шагнул навстречу Порошину, обнял его, похлопал дружески по плечу.

— Садись и ничего не рассказывай, мне все известно. Принимайся сразу за дело. Вчера мы арестовали тут одну московскую скульпторшу. Я чуть не пристрелил гадину. Понимаешь ли, она товарища Ленина нарисовала издевательски. Можно сказать, намалевала его собакой-тигрой. Ордер прокурором подписан, улики неопровержимые, преступница в злодеянии призналась, протокол допроса подписала. Но надо выявить ее сообщников. Дело, знаешь ли, перспективное, интересное, наверное, с выходом на Москву. Твой кабинет снова в твоем распоряжении...

Порошин не стал читать материалы, подготовленные Бурдиным. Он дал указание сержанту Матафонову привести арестованную на допрос. Она вошла спокойно, с каким-то безучастием, равнодушием.

— Присядьте, пожалуйста, — предложил Порошин. — Меня зовут Аркадий Иванович. Я только что из командировки, не вошел в курс дел. Ваши фамилия, имя, отчество? За что вас арестовали?

— Я Мухина Вера Игнатьевна.

— Наслышан. А где вы нарисовали Ленина собакой?

— Какой собакой?

— Я не знаю, Вера Игнатьевна. Поверьте, с вашим делом я действительно не знаком, не листал, не открывал даже папку. Извините, у меня такой стиль. Мне интересно, по какой причине вы задержаны? Слышал краем уха, будто вы изобразили товарища Ленина собакой.

— Я не рисовала Ленина собакой.

— Кем же вы его изображали, Вера Игнатьевна?

— Я Ленина не изображала.

В кабинет вошел сержант Матафонов:

— Аркадий Ваныч, мы токо што Ленина взяли, брыкался — паразит. И пришлось ему наподдавать. В КПЗ местов нет. Куды ево девать?

Порошин понял, что речь идет о бродяге-нищем, который давно будоражит город своей похожестью на вождя мирового пролетариата.

— Отпустите вы с богом этого лысого дурака, — отмахнулся Аркадий Иванович. — Надоел он всем.

У Мухиной глаза округлились, она не могла ничего понять. Порошин решил пошутить:

— Вы не верите тому, что услышали, Вера Игнатьевна? Я пока полистаю ваше дело, а вы подойдите к окну. И сами увидите, как его выведут, отпустят. Тошнит нас от него. Кому нужен он, лысый маразматик?

Вера Игнатьевна встала неуверенно, приблизилась к окну с оглядкой. Из подъезда НКВД, вышибленный пинком, вылетел и упал в лужу... Ленин. Одетый в лохмотья, он не утрачивал величия, жестикулировал обличительно. Порошин прочитал протокол и акт об изъятии у Мухиной контрреволюционного рисунка и... расхохотался.

— С вами что-то случилось? — спросила Вера Игнатьевна.

Порошин закрыл картонную папку, сунул ее подмышку и направился к Придорогину, улыбнувшись Мухиной:

— Вы подождите меня здесь, Вера Игнатьевна. Начальник НКВД слушал Порошина, окаменев. Аркадий Иванович весело разъяснял:

— Мухина арестована по нашей глупости. Рисунок, где Ленин изображен котом, исполнен соратником Владимира Ильича — старым большевиком Лепешинским. Этот дружеский шарж называется «Как мыши кота хоронили». Маркса там нет. Известно, что Ленину рисунок нравился. И шарж Пантелеймона Лепешинского опубликован в его книге «На повороте». Книжка, правда, редкая. Широкому кругу читателей не очень известна. У Веры Игнатьевны Мухиной изъята копия рисунка Лепешинского.

— А может, этот Лепешинский из троцкистов, арестован? — хватался за соломинку Придорогин.

— Нет, Сан Николаич, не арестован Лепешинский. Он сегодня утром выступал по радио. У товарища Сталина он в любимцах.

— Што же делать, Порошин? Мы не можем отпустить скульпторшу. Она же задавит нас кляузами, опозорит перед Москвой.

— Извинимся и освободим. Попросим простить нас за необразованность и глупость.

— А может, мы ее по другому обвинению протащим? Она ляпала статуи врагов народа, — пытался спасти положение начальник НКВД.

Порошин и этот слабый довод разбил:

— Коровин, Калмыков, Трубочист и все остальные прототипы, кроме какой-то девочки, были рекомендованы Мухиной парткомом завода, а ранее — Завенягиным. Вера Игнатьевна не отвечает за выбор.