— А как, Антон, я встречусь с Верочкой, с Дуняшей?
— Я переправлю их к вам на Васюганье. Не сразу, через годик, следующим летом.
— Проводники надежны?
— На станции Шумихе — дед Яковлев, в Зверинке друг Эсера — дед Кузьма. На Васюганье — Маланья.
Возле бани покачнулась тень крадущейся Манефы. Старуха передвигалась медленно, бесшумно, будто коряга плыла по ровной ночной реке. В черной шали, нарочито согбенная, она была почти невидимкой, ведьмой. Но, вероятно, слышала она отлично, потому что замирала при каждом шорохе. Телегин и Порошин не заметили Манефы, не услышали ее шагов за углом бани.
— Ты белоручка, Аркаша, — вздохнул шумно Телегин. — Тебе трудно ликвидировать Майкла и Держиморду. А мне вот ради вас надо на днях устранить Рудакова. У него возникло подозрение, что в ограблении сберкассы принимала участие Груня. Версия пока еще разрабатывается. Но и на уровне туманной догадки Рудаков весьма близок к истине. На заметке у Рудакова и дом нашей Манефы. А я Манефу терять не хочу.
— Манефа знает, что Рудаков следит за ней?
— Пока не ведает.
— Когда нам уходить от Манефы?
— Лучше сегодня, ночью. Прямо сейчас, иди — собирайся в дорогу. И пошли ко мне Гришку. Я его проинструктирую, поговорю с ним.
За углом бани Порошин столкнулся с Манефой, понял, что она подслушивала его разговор с Телегиным.
— Лебеду вот для ослика рву, — поползла старуха в заросли крапивы и конопли.
Коровин в огороде с Телегиным пробыл всего десять минут, вернулся и скомандовал:
— Уходим!
Телегин с ними не прощался, исчез из огорода неведомо как. Через два часа Коровин, Держиморда, Майкл и Порошин выехали ночным поездом в сторону Шумихи, на Курган. А Манефа порешила уничтожить лейтенанта Рудакова самостоятельно, без совета с Телегиным. Она направила утром телеграмму в Магнитогорск — Груне: «Срочно выезжай. Тебя ждет братишка и Григорий. Целую. Тетка Манефа». И Груня выехала первым поездом. По прибытию в Челябинск она с вокзала пошла сразу к Манефе, к Телегину наведываться не решилась. Манефа отогнала злого кобеля от калитки, провела Груню в горницу.
— А где Гераська? Где Гриша? — спросила Груня.
— За городом хоронются. А к тебе у них сикретная поручения, важная задания.
— Что я должна сделать?
— Замани ко мне в дом литенанта тово, Рудакова. Вечером, попоздней. Насули ему пацалуев.
— Вы его убьете?
— Што ты, милая, бог с тобой! Мы не убивцы. Гришке надобно у него дохкумент украсть и ливольверу для обороны. Ты литенанта замани сюды, в горницу. Я на стол поставлю заранее кумпот, водку, снедь. А в кумпоте и водке зелье сонное будет. Ты сама-то не пей ни в коем разе. Угости литенанта и уйди как бы на полчасика. А тамо уж я сама управлюсь.
— А где же я встренусь с Гришей, с Герасей?
— Встренешься на вокзале, на скамейке возля комнаты матери и ребенка. Всю ночь тамо сиди безвылазно. Оне подойдут, когда дохкумент выкрадут. К Антону не заходи, воспретно.
После полудня, ближе к вечеру, Груня позвонила Рудакову:
— Товарищ лейтенант, это я...
— Простите, не узнаю по голосу.
— Я к вам приходила, просила братика освободить. А вы мне еще посоветовали кой-что продать.
— Да, да! Вспомнил! Ну и как — продали?
— Нет, я бы хотела вам продать. Я даже за бесплатно продам, если братика отпустите. Или вы его уже освободили?
— Нет, не освободили. Я его только что допрашивал. Оказывается, он серьезный преступник. Наверно, его расстреляют. Но я постараюсь что-то предпринять для вас, — весело врал Рудаков, намереваясь встретиться с дурочкой.
— Приходите в десять вечера в Шанхай к Журавлиному колодцу, — предложила Груня. — Это возле Черного рынка.
— Хорошо, приду, — согласился Рудаков.
Веселый лейтенант Рудаков был жизнелюбом, он даже записывал в блокнот всех девок, с которыми переспал. Список давно перевалил за сотню, лейтенант сбился со счету. Вот и еще одна появилась. Почему не воспользоваться приятной возможностью? Девочка очень даже милая. После будут, конечно, слезы. Но слезы не по утраченной невинности, а по расстрелянному братику. Однако из этой ситуации легко будет выкрутиться. Мол, не удалось ничего сделать. Можно будет и всплакнуть вместе с ней.
Рудаков ожидал вечера с нетерпением. Волновалась и Груня. Бадья Журавлиного колодца покачивалась от ветра, поскрипывала железной цепью. Вечерний сумрак загустел над городом, опустели тропинки Шанхая. Груня ходила возле колодца:
— Придет ли Рудаков? Может, он опять пошутил?
Но лейтенант пришел.
— Добрый вечер, мадмуазель. Простите, забыл, как вас зовут?
— Груня.
— Итак, милая Груня... Где мы с вами проведем вечер?
Рудаков по-особому ласково и нежно взял Груню под локоток.
— Может для начала в ресторан?
— Я приготовила хороший ужин сама.
— У вас есть, мадмуазель, квартира.
— Я остановилась у одной благочинной старушки.
— А выпить чего-нибудь найдется?
— Коньяков нет, но есть бутылка водки, настойка домашняя.
— Прекрасно! В какую сторону пойдем?
— Сюда вот, — указала Груня на вертеп Манефы.
— Сюда? Вы знакомы с Манефой?
— Нет, она на вокзале искала квартирантов. Я встретилась с ней случайно. Она берет не так дорого. Очень благочинная, набожная бабушка.
— Я бы не сказал этого, мадмуазель. Не советую в следующий раз останавливаться в этом месте.
— Почему?
— Темная личность, спекулянтка, ворованными вещами приторговывает.
— Она уехала на неделю в гости к родственникам, оставила дом на меня. И соседка присматривает.
Кобель был закрыт в конюшне вместе с осликом, поэтому Груня и Рудаков прошли в дом спокойно. Над печной трубой бани струился дымок.