— Миша, я допускаю все же, что мы исказили марксизм-ленинизм.
— Эх, Аркаша, ты умрешь, не постигнув истины. Русским людям надо бы давно взбунтоваться, вырвать бороду у этого лжеученого Маркса. Русским людям надо бы давно выбросить омерзительный труп Ленина из мавзолея, сжечь его, а пеплом выстрелить из пушки в сторону зарубежья. Вы, русские, не умеете любить и ценить свою родину.
Один из красноармейцев не выдержал, обратился к Телегину:
— Товарищ старший лейтенант, они тут антисоветскую пропаганду разводют. Всюю правду говорят, слухать невозможно, мурашки по коже.
— Что они говорят?
— Заявляют, будто Ленина потребно из мавзолею выкинуть, сжечь, а пеплом выстрелить из пушки.
— А еще что говорят?
— Карлу Марлу Энгельсу бороду оторвать агитирують.
— А ты как мыслишь по этому поводу?
— Как прикажуть.
— Вот я тебе и приказываю: отойди от них подале, не навостряй уши.
— Не зазря им расстрел прописали, — отошел на два шага красноармеец.
— Контры они и есть контры, — поддержал его другой боец.
— Штыками их колоть надоть, на куски рвать, а не расстреливать милостиво.
— Гуманность мы развели, демократию, законность.
— А я сумлеваюсь, — шепнул курносый товарищу.
— В чем сумнение?
— А вдруг Ленин-то настоящий? Мы ево тово, а нас опосля засудять.
— Настоящий быть не могет, ежли вот сродственник, братец...
Гераська попытался переползти в группу, которую должен был расстрелять лейтенант Рудаков. Там находилась его романтическая любовь — Фарида. Но Телегин загнал пинками Гераську обратно, в свое лежбище.
— Я тебя сам расхлопаю, стервец!
Исполнение приговора задерживалось, ибо еще не подъехал на мотоцикле сержант Комаров, который должен был привезти несколько бутылок водки. Не после, а перед расстрелом осужденных полагалось исполнителям по стакану водки. Тот, кто отступал от этого правила, позднее начинал мучиться по ночам кошмарами, дурными снами. И доктора предписывали — на трезвую голову смертные приговоры не исполнять, травмируется психика.
В загороди на Золотой горе было вообще-то четыре шурфа, куда сбрасывали расстрелянных и в центральной тюрьме, и в складе НКВД. Живьем сюда привозили приговоренных редко. Два провала засыпали, больно уж они зловонили, да и забиты были основательно. Рудаков сидел рядом с Телегиным, прикидывал:
— Может, скинем всех в мою шахту? По-моему, твоя мелковата. И туда еще ни разу не сбрасывали трупы.
— Пора и эту яму заполнять, — метнул камушком Телегин в крутящуюся рядом сороку, стремясь направить разговор в другое русло. — Гляди, вертится и вертится нахалка. Что ей здесь надо? И куда Комаров запропастился? Его только за смертью посылать.
— Подъедет сейчас, он мужик надежный, точный. Лишь бы его не подвел мотоцикл. Вон, едет он, дорога пылится, — встал Рудаков.
Телегин был доволен, что отвлек лейтенанта от разговора о левосторонней шахте. Шурф еще неделю тому назад был подготовлен для спасения Эсера. Телегин приезжал сюда ночью и сбросил в провал две копны соломы. Антон замышлял подвести Серафима к этому шурфу, выстрелить мимо, может, лишь царапнуть пулей по раковине уха. Эсер бы упал в солому, пролетев метров двенадцать. Он бы отполз в сторону, затаился. А ночью можно было приехать снова, с веревкой, и вытащить его. Но план спасения Серафима сорвался. Федоров подвесил его на крюк в складе НКВД. Теперь таким же способом Телегин замыслил спасти Порошина и Гераську. И автомашина-душегубка не сама по себе сломалась. Антон Телегин оторвал вагой выхлопной патрубок, подводящий отраву к фургону.
Сержант Комаров лихо объехал на мотоцикле с прицепом лежащих на земле смертников, остановился возле Телегина и Рудакова.
— Привез? — запотирал возбужденно руки лейтенант Рудаков.
— Так точно! — отрапортовал сержант, расстилая на траве кусок брезента, расставляя бутылки с водкой, стаканы.
— А закусь?
— Только вобла и яйца вареные, — извлек сержант из коляски мотоцикла сверток с едой.
— А что за труба там у тебя торчит из коляски?
— Патрубок к душегубке изготовили.
— Может, поставим, пустим в дело? Пока мы выпьем, закусим, они у нас окочурятся, — предложил Рудаков.
— Овчинка выделки не стоит, — отмахнулся Телегин, разливая водку по | стаканам. — Да и подойдет ли патрубок? Кривуля замысловатая...
— Кажись, не подойдет, — сказал шофер. — Не тот угол у флянца.
— Нагреешь в гараже автогеном, подогнешь.
Выпили не торопясь, занюхивая воблой. Комаров уловил что-то непонятное в расположении лежащих на траве смертников. Почему они разбиты на две группы?
— Не в одну яму што ли их? — рвал он зубами рыбу.
— Да, не в одну. Ты будешь помогать Рудакову. А я один справлюсь, без помощника, — наполнил еще по полстакана Антон Телегин.
— Мне все равно.
Рудаков подошел к своей группе обреченных:
— Кто желает на тот свет первым, добровольно?
— Што я узе буду за это иметь? — поинтересовался насмешливо Штырцкобер.
— Стакан водки! — ответил Рудаков.
— Но я узе не пью.
— Значит, не сговоримся.
Придорогин вскочил бодро:
— Я хочу быть первым! Чапаев завсегда впереди!
Сержант Комаров поднес Придорогину стакан с водкой:
— Пожалуйста, Василий Ваныч! Выпейте на здоровье. Чапай без чарки — не Чапай!
Придорогин опрокинул водку залпом, в один глоток, поглядел на стакан сокрушенно:
— Мошенники! Стаканы стали делать маленькими. При царе стаканы были в два раза боле!
— Пошли! — толкнул Рудаков пистолетом Придорогина к провалу, ощупывая свой карман, где были запасные патроны.